1.
На кухне опять кто-то громко заорал и тут же в ответ раздался пьяный гогот,
— Наливай ещё, под плов хорошо идёт, в выходные расслабиться надо!
Татьяна Петровна прикрыла поплотнее дверь в свою комнату.
Она только что внуков уложила, их у неё трое. Маша и Егор быстро уснули, а Варя не спит, переживает,
— Бабушка, что они там так кричат? Я боюсь, бабушка!
— Да не боись, это же папка с мамой и с тётей Катей твоей и дядей Витей отдыхают, пошумят да перестанут, а ты спи, я же тут, рядом.
Варя наконец-то потихоньку уснула, бабушкино спокойствие и ей передалось. А Татьяне Петровне не спалось никак.
Вот ведь жизнь её корявая, как ни бейся, а всё одно — на свою колею выруливает, хоть плачь!
С одной стороны ей повезло.
Она калеченная, на лице с детства шрам, да и кривая, ногу привелакивала. Потому и звали её все Танька-хромоножка. А замуж вышла первая среди подруг.
Позвал её замуж сосед Иван Васильевич, это ведь он же Таню на деревенской дороге и сбил маленькую на велосипеде.
На Ниве своей красовался, и не заметил, как Танюша на своём велосипедике со своего двора вырулила.
Сам Иван от милиции быстро откупился и дело закрыли.
А Таниным матери с отцом пригрозили, что они сами и виноваты, что за дочкой недосмотрели. Раз она под машину выскочила на своём драндулете неожиданно, так нечего хороших людей обвинять.
Из-за неё честный человек пострадал, хотел увернуться и в дерево врезался, машину свою разбил, кто компенсировать будет?
А не то быстро дочку заберут в интернат, раз родители с ней не справляются…
Мать тут же в слёзы, отец её утешает. Ну куда им тягаться с Иваном.
С сильным не борись, с богатым не судись…
Дядя Ваня, Иван Васильич, был у них пеивый богач на деревне, миллионщик, как бабы говорили.
Дом у него был крепкий, от отца достался. Да и сам он ладный и хваткий.
Машину Ниву себе новую купил, от старой битой избавился, да и женился тогда первый раз на красавице Валентине.
Валю свою он вовсю баловал, наряжал, жили они весело, в город в ресторан ездили.
Только вот детей у них не было, а потом история странная приключилась, пропала Валя.
Нашли её утопшей где-то через неделю, поговаривали, что это дружки его отомстили за то, что на деньги их кинул. А может врали, слухи разные были, но эксперты решили, что сама она утопла, течение там сильное было…
Через два года их Иван Васильевич опять женился.
С ребёнком взял женщину, бабы шептались, что мол добрым делом откупиться от кары божьей хочет.
Слишком много дел натворил всяких разных.
Прожили они три года, своих детей тоже не нажили, а Ирина его занедужила вдруг, а вскоре и её прибрал Господь. Так и остался опять Иван Васильевич вдовцом, да ещё и с чужим ребёнком.
Тане тогда только исполнилось восемнадцать, а тут дядя Ваня вдруг к матери пришёл.
Мать испугалась сначала, а он прощения попросил, что с дочкой тогда так вышло.
Потом долго шушукался с ней, да с отцом, да на Таню косился, подмигивал. Отца с матерью на что-то уговаривал, божился, денег им предлагал, и вроде убедил.
А потом к Тане повернулся и спросил,
— Ну что, птичка ранняя, замуж за меня пойдёшь? Что молчишь, я тебя не обижу, обидел уже однажды. Вину свою буду всю жизнь замаливать, не бойся меня!
Таня всю ночь проплакала.
Знала, что не полюбит её никто, но и за старого дядю Ваню ей страшно было идти. Не любит она его и боится, да и он её не любит, зачем тогда это надо?
— Жалеет он тебя, да и дитё у него на руках, Шурке пять лет всего, болеет часто, мамку зовёт. И не старый он совсем, Иван Васильевич наш, сорок три для мужика разве старость? Обещался, что жить с ним будешь безбедно и всё он для тебя сделает, не выходит у него видно из ума, что жизнь тебе попортил. Сам себя простить не может, вот и мается.
— Не хочу я за него идти, не надо, мама! — плакала Таня.
— А больше никто и не позовёт, так и просидишь вековухой в тоске не попытав свою счастье! Иди, а Господь рассудит! — решила за Таню мать, и пришлось ей подчиниться…
Свадьбу сделали добрую, не бедную, вся родня гуляла, да на Таню дивилась и на её Ивана Васильевича.
Он то красивый мужик, а Таня — хромоножка, да и на щеке шрам остался, глаза испуганные, щёки пылают от того, что она вся такая, да на всеобщем обозрении…
Первое время мужа своего Ивана Васильевича Таня очень боялась.
Поэтому спала с малой Шуркой, девочка часто плакала и маму звала, а Тане это и на руку было.
Она пела Шурке песенки, сказки ей придумывала, где её мама в волшебной стране живет. И Шурка к ней стала привыкать и плакать почти совсем уже перестала.
Но вскоре приехала за Шуркой сестра её умершей матери, и девочку забрали.
На прощанье она крепко обняла Таню и куколку ей маленькую на счастливую память подарила.
И осталась теперь Татьяна с мужем своим Иваном один на один в его богатом доме…
Иван не спешил, не трогал её, один раз только приобнял, и хотел поцеловать, как тогда, на свадьбе.
Но Таня руками в него упёрлась, не дала к себе приблизиться.
— Ну что же, ладно, мы с тобой оба калеченные, только на мне не видать это, как на тебе, а душа то моя вся в клочья рваная. Сам виноват, жил я неправильно, не жизнь у меня, а цирк с конями. И уже не исправить ничего.
Татьяна молча его слушала, и вдруг Иван Васильевич тепло улыбнулся, глядя на неё,
— А ты-то, женушка моя, в цирке хоть была когда? Или в кафе? А поехали просто погуляем, я в детстве так в цирк хотел попасть, да не довелось!
В цирке Тане всё было удивительно.
Она не выдержала и рассмеялась, когда увидела обезьянку с бананом. Потом вышел медведь на коньках и так ловко катался. А рычащие тигры её не испугали, их было жалко до слёз. Они такие большие и покорные, как же им наверное свободы хочется!
В какой-то момент Таня в напряжении вцепилась в руку Ивана.
Под куполом цирка была маленькая девушка, она крутилась там и сверкала, как маленькая яркая звёздочка. А потом вдруг стала резко падать.
Таня решила, что она сорвалась и в ужасе замерла.
Разобьется!
Сейчас она разобьётся совсем или калекой останется, как и Таня.
Но у самого пола её падение остановилось, вспыхнул свет и заиграла радостная музыка.
Весь цирк восторженно ахнул и зашёлся аплодисментами.
А Татьяна закрыла шрам на щеке рукой, да так и сидела в оцепенении.
Иван осторожно отодвинул её руку и поцеловал в щеку, грубо испорченную шрамом.
— Бедная ты моя девочка, простишь ли ты меня хоть когда-нибудь, Таня?
Она увидела его глаза близко-близко.
Первый раз на неё смотрели с таким участием и теплом.
Даже мамушка, когда всё случилось, голосила, что дочку покалечили и Танька ей теперь не помощница. И замуж не возьмёт никто, ни толку от неё нет, ни помощи!
Мать жалела её конечно по-своему, но в её глазах не было ни тепла, ни участия. Только обида и досада, что именоо с её дочей такое случилось…
Потом Иван привел Таню в парикмахерскую.
Ей сделали взрослую прическу, она смотрела на себя в зеркало, и удивлялась, машинально прикрыв рукой шрам.
Иван это заметил, помрачнел, опять на себя разозлился, но взял себя в руки,
— Я обещаю, что буду тебя лечить, к лучшим врачам повезу. Ты молодая, залечим и не видно будет. И ногу тоже будем лечить, хоть и раньше надо было, да…
Он сжал кулак так, что вены на руке вздулись от напряжения.
Потом повернулся к Тане, взрослый, большой мужик, а в глазах растерянность и боль, будто он потерялся и не найдёт никак, куда ему идти,
— Скажи, веришь мне? Клянусь, что всё для тебя сделаю, ты только скажи, веришь?
Его глаза, ждущие её ответ, словно жизнь его от этого зависит, потемнели…
И он почему-то вдруг показался ей не взрослым, а маленьким запутавшимся мальчишкой.
Таня взяла его большую руку, легко пожала, и ответила, глядя прямо в глаза,
— Верю, Иван, я правда тебе верю, ты не думай, теперь верю…
