Семиклашки сосредоточенно склонились над тетрадями. Она диктовала, когда на учительском столе беззвучно блеснул экран телефона.
– В низинке, в сочной траве, журчал ручей, переливаясь в другое озерцо — круглое. В низинке … в сочной траве…
Анна Георгиевна подошла к столу, надо было прочесть полученное сообщение. С некоторых пор детям в их школе запретили телефоны, и теперь вынужденно учителя читали сообщения от родителей. Могло случиться что-то непредвиденное, и ребенка нужно было, к примеру, отпустить раньше.
– … журчал ручей, переливаясь в другое озерцо…, – повторяла она предложение диктанта, а сама пробегала глазами сообщение.
» Здравствуйте, Анна! Вам не может дозвониться Людмила Ильинична. И я не смогла. Пожалуйста, перезвоните ей по номеру 8928…. Очень ждёт.»
– … переливаясь в другое озерцо – круглое, – Анна продолжала диктовать.
Кто эта Людмила Ильинична? Среди мам её семиклашек таких не было, а вот бабушек она помнила далеко не всех. И да, с некоторых пор перестала отвечать на номера незнакомые – повалили рекламщики и мошенники. Вероятно, это бабушка кого-то из детей. Анна решила перезвонить на перемене.
Диктант дописали. Уже в шуме сбора тетрадей, Анна Георгиевна спросила:
– Ребята, а у кого бабушка – Людмила Ильинична?
Возможно, после звонка, о чем-то ученика нужно было предупредить.
– Не-е, у меня две – Светлана Павловна и Наталья ….блин, а как бабе Наташе моей отчество, я и не помню…, – Соколов, как всегда, балагурил громче всех.
– Стыдно, Соколов! Имена и отчества бабушек и дедушек надо знать.
Остальные нестройным возгласом тоже ответили отрицательно, ни у кого не было бабушки – Людмилы Ильиничны.
Может из районо, из бухгалтерии или методкабинета? Анна нажала номер из сообщения. В кабинет шумно заходил следующий класс. Она отвернулась к окну, прикрыла ухо. Трубку долго на том конце не брали, и вот наконец:
– Да, слушаю, – голос глухой, незнакомый, скорее старческий.
– Здравствуйте! Это Анна Георгиевна, Вы просили перезвонить.
В трубке зависла тишина…
– Алло, Вы слышите?
– Да, да… Георгиевна? Аннушка, это ты?
– Извините, я не пойму с кем говорю, – немного сбавив официальный учительский тон, произнесла Анна. Просто Аннушкой не могли называть ее ни бабушки учеников, ни работники районо.
– Это Людмила Ильинична, это… бабушка я твоя, Ань.
И опять пауза зависла. Молчала и Анна. Она оглянулась на наполняющийся учениками шумный кабинет.
– Я перезвоню Вам позже. Сейчас не могу говорить, – автоматически прочеканила она.
– Конечно, я понимаю, – голос потухший.
Анна так и осталась стоять у окна. День сегодня был хорош. После долгих холодных зарядивших дождей вышло солнце, и сразу потянули к нему свои ветви усталые от зимы деревья.
Вон, на том дубе обязательно поселится сова, когда загустеет он зеленью, хотя … ствол тонковат для дупла. Анна с детства искала деревья, где должна жить сова. Искала самое удобное для неё место. Как будто сова была олицетворением её самой, как будто искала и она свое гнездо.
– Здравствуйте, Анна Георгиевна!
– Здравствуйте, Анна Георгиевна!
– Здравствуйте, а мы тоже диктант писать будем?
– Будем, – нужно было отработать ещё три урока, отложить личные дела и мысли.
И это было не так уж трудно. Людмилу Ильиничну Анна практически не помнила, отложила думы о звонке на «потом».
Но сразу после уроков, когда уладила все школьные дела, устало села в пустом кабинете-классе за стол, вспомнила об обещанном звонке. Позвонить мужу, Дмитрию? Но что он может посоветовать? Скажет – звони.
Может позвонить отцу? Нет…Не стоит расстраивать его, пока ей ничего не известно. И она решила звонить Людмиле Ильиничне, матери её родного, как сейчас принято говорить, биологического отца.
Это – «биологическое» подходило к нему очень. Потому что у Анны был папа – Жора, который давно, ещё в детстве, её удочерил. И ни о каком другом отце никто и не вспоминал. Был у неё и младший брат, родной для отца.
Мама говорила, что ее родной отец умер, вроде. Но даже тогда на Анну эта новость произвела мимолётное впечатление. Скорее, даже облегчение – ну вот, был ещё какой-то там отец, а теперь уж точно, как у всех, один-единственный и любимый – папа Жора.
Мама Анны умерла два года назад от болезни. Подхватила вирус, затем воспаление. Ушла очень быстро. И теперь папа Жора, которого давно все звали дедом, жил один. Жил в том же городе, где и Анна, в той же квартире, где она выросла, берег память о маме, и вовсю помогал им в саду.
Вот и сейчас, на днях, лишь только сошел снег, он уселся на велосипед и направился в сад, наводить там порядок.
Анна ругала его – возраст, слабый слух, неустановившаяся погода, плохие дороги. Но отец не слушал. Любил он сад. И хоть теперь, считай, хозяевами стали там Дмитрий и Анна, основную часть работ делал отец.
– Когда вам? Работа… А мне и заняться больше нечем…
Отцу было около семидесяти лет. Все бабушки-дедушки Анны давно скончались, самой ей было сорок шесть. И ни о какой другой живой ещё бабушке она и не думала.
Анна жила с мужем и единственным сыном – студентом. Было свое гнездо – двухкомнатная квартира, к которой так привыкли, что ни о чем другом и не мечтали. Сын уже вовсю женихался, обещал познакомить с девушкой, и Анна волновалась и надеялась, что не с очередной.
Сейчас на номер в сообщении она нажала уже не так решительно и смело. Трубку взяли моментально.
– Аннушка, ты?
– Я…
– Ну, слава Богу, а я уж грешным делом… В общем, спасибо, что звонишь. Чего я хотела-то? Да. Аннушка, просьба у меня к тебе большая – может приедешь ко мне, повидаться? Вижу, правда, плохо, но тебя, даст Бог, разгляжу. Ты одна у меня осталась, больше нету никого. Знаю я, что Нина умерла. Царство небесное матери твоей. Хорошая женщина. Не думала ж, что она вперёд меня…
– А Вы что, общались с мамой?
– Не-ет. Совсем чуток. Приезжала она разок, да и я… Добрая женщина, мать твоя. Очень добрая. А я вот … Ань, чего по телефону-то. Приехала бы, а?
– А куда?
– Как – куда? Туда же – в Псков. Никуда я не девалась, сижу всю жизнь на одном месте.
– Ясно, – Анна помнила, конечно, что мама родом из-под Пскова, но где жил её родной отец, не интересовалась. Да и вообще, мало говорила с мамой о нем. Эти разговоры мама не любила. Видимо, вызывали они неприятные воспоминания, поэтому Анна и не начинала их.
Зато в красках и наперебой они рассказывали, как познакомились с папой Жорой – на вокзале, в столпотворении у кассы.
– Смотрю – чудо маленькое в мохнатой шапке, – со смехом говорил папа, – Совсем забили девушку. Ну, я и говорю – два билета дайте. Вытянул её за рукав, а она в слёзы, что из очереди вытянул, обратно рвется. Еле объяснил, что взял и на неё билет. Выхватила, деньги отсчитывает мне, а сама дуется.
– Моя мохнатая шапка, между прочим, – парировала мама, – Была очень модным тогда енотом. И ни такая уж я и маленькая была, это ты – каланча пожарная.
«Каланча пожарная» взял в жены «чудо в мохнатой шапке» и стал отцом её маленькой дочки. Потом появился Николай, брат Анны. Все ясно, понятно и без страстей … как казалось. Прожили они вместе до самой маминой кончины.
Анна так ценила их любовь, что даже сейчас, когда мамы уже нет, этот звонок от новоявленной бабушки ощущался, как вмешательство в идиллию родительских отношений, как червоточина, как ненужность.
– Ясно. Ну, напишите адрес. Но я ничего обещать не буду. Это далеко. Работа, знаете ли. Сейчас не до поездок.
Даже по дыханию собеседницы Анна почувствовала боль.
– Аннушка, я ждать буду. Пока жива – буду ждать…
Они попрощались. Анне казалось – она это сделала чрезмерно холодно. А как ещё она должна разговаривать с незнакомым человеком? – оправдывала она себя. За всю ее жизнь не было даже открытки от биологического отца или бабушки. А тут…
Через полчаса примерно, с того же номера, что и первое, пришло сообщение с адресом Людмилы Ильиничны Лапшиной. Анна даже фамилию слышала впервые.
Дома новость о новоявленной бабушке встретили чрезвычайно радостно. И муж и сын хором шутили о свалившемся на неё наследстве, бриллиантах, закопанных в саду, миллионах на сберкнижках.
– Ты чего, мам, поезжай, конечно. Может бабулечка тебе свое золотые реликвии передаст или дом оставит… Разбогате-ем…
Сын уплетал пельмени и был совсем несерьезен.
– Какая она мне бабулечка, Серёжка? Я до дня сегодняшнего о ней и не слыхала.
– Это не важно. Важно, чтоб бабка богатой оказалась. Поезжай, ба-абушка ведь…, – сделал нажим он на слове «бабушка».
– А ты не посчитал – сколько ей может быть лет? Нет? А не подумал о том, что она может быть просто немощная стала и звонит, потому что одна уже жить не может. Привезу я тебе бабулечку в твою комнату, поставим кровать там и будешь ухаживать. А? И подружку свою подключишь. А что, праба-абушка ведь…, – передразнила его Анна.
Сергей поднял брови.
– Ну, это в мои планы никак не укладывается, маменька.
Анна присела рядом с сыном.
– Эх, Сергуня! А я уж и не знаю, что и укладывается в мои. Пойду вечером к деду. Его попытаю. Может знает чего …
Отец встретил ее, как обычно, радостно. Она привычно похозяйничала на кухне, побурчала на то, что не готовит он первое, пригрозила тем, что начнет носить и первое тоже.
– Варю, варю. Вот только доел.
– Будем считать, что поверила. Пап, котлеты в морозилке, а вот эти потушу сейчас тебе на ужин.
Анна принялась за готовку, отец сидел рядом. Самое время было рассказать о звонке, что Анна и сделала. Отец напрягся, сжал руки, выпрямился весь на стуле, слушал чрезвычайно внимательно.
– И вот думаю – съездить что ли? Дмитрий говорит – съезди, ничего не потеряешь. А у меня каникулы ж весенние на следующей неделе, самое время отпроситься. Расскажи, что знаешь, пап. Чувствую же – знаешь.
Отец взял из вазы конфету, помял её в руках, положил обратно.
– Не надо, не езди, – отчеканил, – Страшная она женщина. Мать, – он посмотрел в зал, понизил голос. Там стоял портрет мамы, он так и жил с ней. Анне казалось даже – беседовал, когда оставался один, – Мать столько ночей проплакала из-за нее. Ужасный она человек, Анюта, ужасный.
– А я ничего не знала. Почему ты мне не говорил? Почему мама молчала? Что тут происходило? А эта Людмила Ильинична, – язык не поворачивается при отце назвать ее бабушкой, – А эта Людмила Ильинична сказала, что мама даже приезжала к ней. Это так?
– Да ездила. Но один только раз. Больше я не позволил. Она и так еле отошла от той поездки. Иногда мне кажется, что не вирус, а эта бабка унесла у меня её…– отец замолчал, опустил голову.
Аня бросила котлеты, села рядом.
– Пап, расскажи…
И отец начал свой рассказ. Анна была ошарашена, слушала рассказ завороженно, чуть не сгорели котлеты. Она даже не подозревала, что за внешней простотой отношений, за историей любви папы Жоры и мамы скрывается такая трагедия. И она – заложница её.
Когда познакомились они, у мамы был очень сложный период – она боролась за дочку. То есть за неё, за Анну. Анечка каким-то чудесным образом оказалась в руках Людмилы Ильиничны. Не по решению суда, к коему в то время мало обращались, а по решению какого-то собрания парткома или колхоза, папа точно не помнил.
Когда сын привел в дом пигалицу Нину, без роду и племени, Людмила сразу ее и не взлюбила. Не за характер, был он у Нины податливый и смирный. Казалось, просто – не пришлась.
Уж потом они узнали, что не взлюбила она бы любую, кого б сын не привел. Потому что был у неё сговор с давней подругой, которая жила на севере, что поженят они детей. И хоть дочка подруги и была не совсем здорова, а точнее будет сказать, совсем не здорова, желание поженить сына именно с ней было у Людмилы сильнейшим.
А почему? Да все просто. Занимал муж подруги высокооплачиваемую должность в деле шахтерском, северном. Имели они и квартиру в Питере, и дом в поселке возле Сочи, там лечили они дочку. В этот дом на море ездила и Людмила отдыхать с Андрейкой, там и дети были вместе, знали друг друга с малых лет.
Одно плохо – не сможет иметь сноха детей, а внуков хотелось. Андрей, сын, не разделял мнение матери по поводу дальнейшей своей личной жизни, привел в дом Нину, хотел с ней жить долго и счастливо.
А дальше…
Отец не знал подробностей, только знал, что Андрей вскоре уехал к друзьям матери на север – на заработки, обещал забрать и Нину с новорожденной Анечкой. Но так и не забрал. Разошлись они.
Нина, забрав дочь, ушла из дома Людмилы, но вскоре явилась Людмила Ильинична к ней в общежитие с милицией, и Аню забрали силой.
Нина тогда билась у высоких синих ворот их дома, испытала величайшее унижение, прошла десятки инстанций. Об этом времени, по рассказу папы, мама не могла вспоминать без слез.
Вскоре бывшая свекровь в дом её пустила, продемонстрировала, что внучки у неё нет, объявила, что ее отправили к отцу на север, а она – нищебродка и шалава, недостойная воспитывать дочь. К этому времени Людмила насобирала псевдодоказательств разгульной жизни бывшей невестки. Все было шито белыми нитками, но шито тщательно и скурупулезно… Людмиле нужна была внучка.
Нина пыталась узнать адрес местонахождения дочери, но все было скрыто.
Но через некоторое время Аня опять оказалась в доме свекрови. Что там произошло – отец не знал. Говорили – совсем разболелась вторая жена Андрея, было не до Ани. Нине доложили об этом добрые соседи, давно имевшие на Людмилу зуб.
Вот тут уже Нина была рядом с Георгием. Он и подключил тяжёлую артиллерию: подали в суд, подключились его друзья, и совсем скоро Анечка была у них. Отца Андрея лишили родительских прав, а папа Жора сразу удочерил Аню.
Лет семь назад до них дошли вести о кончине Андрея. Вот тогда Нина и подумала, что бывшая свекровь осталась совсем одна. Начала часто об этом говорить, думать. Может помощь нужна…?
– И откуда в человеке столько всепрощения? – спрашивал, рассказывая, сам себя отец, – Ну, мне надоело, говорю, поехали, навестишь, раз думается. Тогда мы как раз только купили новую десятку. Надо было её обкатать, мне даже хотелось. Да ты помнишь, сказали вам, что к Лопахиным едем. Мы и собирались к ним, но по пути… Набрали подарков, продуктов.
Не изменилась бывшая свекровь. Сначала сладко пела, жаловалась на жизнь, а потом вдруг…
– Что за наследством явилась? А вот фиг тебе…
Свекровь кричала о своем богатстве, о квартирах и домах, и ещё о том, что Нина этого никогда не получит. Нина выложила гостинцы и вернулась к машине от бывшей свекрови вся в слезах. А следом выбежала и старуха, кричала что-то несусветное.
К Лопахиным так и не поехали. Нине было совсем плохо.
Прошло года три и свекровь вдруг позвонила Нине сама. Каялась, просила простить, приехать, обещала наследство. Но Нина не поехала больше, отец запретил, да и сама уже не хотела. Зачем? И так – столько нервов там оставлено.
Свекровь звонила опять и опять. Отец заблокировал на телефоне мамы её номер. Хватит. От таких людей лучше себя ограждать.
Вот и сейчас отец не хотел, чтоб дочь ехала к этой женщине, к женщине, которая так обидела её мать.
– Понимаешь, она как вампир – впиваться умеет и сосет.
– Пап, я посчитала, ей примерно 87 лет. Может изменилась?
– Такие не меняются, Анюта.
***
На верхней своей полке она никак не могла уснуть. Лежала одетая поверх одеяла и слушала далёкие тяжкие гудки. Она ерзала, томилась, думала о предстоящей встрече. Зачем едет? Едет к женщине, которая обидела её мать.
На семейном совете они решили, что съездить надо, но только не одной, а вместе с кем-нибудь. У Дмитрия как раз шквал на работе, решили, что поедет с ней Серёжка, сын.
Но в последний момент у того нарисовалась поездка от университета, и получалось присоединиться к маме лишь на день следующий.
– Приеду тебя спасать из рук злобной старушенции, – издевался Сережка, а Аня волновалась – хоть и лично для неё ничего плохого старушка не делала, но какой-то стыд перед отцом и мамой витал в воздухе.
Дмитрий предлагал деду вообще не говорить, куда она едет, мол, на педконференцию… Но Аня знала, отец тонкой своей интуицией все равно почувствует, не удержалась – сообщила отцу.
– Я знал, что ты поедешь. Хорошо, что с Сережкой. Помни о маминой истории и будь осторожнее, пожалуйста.
В Псков она приехала рано утром. Медленно двигалась по подземному переходу, попав в затор из людей. Ближе к широкой лестнице толпа поредела, дышать стало свободнее, она подняла глаза и тут увидела табличку с её фамилией и именем. Ее держал мужчина в комуфляжной куртке.
И не успела она шагнуть навстречу, как он сам зашагал к ней.
– Это вы – Анна Георгиевна? Вы – к Людмиле Ильиничне?
– Я, а как это …
– Это она отправила меня Вас встретить. И табличку она сделала сама, хоть и плохо видит, – он посмотрел на табличку и, наконец, догадался отпустить ее, – Я на машине, пойдёмте. Думаю, если тут пропущу, пойду на нашу остановку, там искать буду. Но сразу признал … Меня Александр звать.
Он подхватил легкую сумку Анны, пошел вперёд. Анна так и не поняла про какое сходство он говорил.
– Но я ей только день приезда сказала, а поезд не говорила.
– Догадалась, наверное, она. Так у нас тут с юга только этот дневной ходит. А я думаю, хоть бы встретить тут, а то мне на работу…
Александр высадил её у добротного кирпичного дома с мансардой и палисадником. Она оглядела улицу.
И что-то давно забытое забрезжило вдруг в памяти, отчего и жалко себя стало и потеплело в груди. Она медленно огляделась, как бы надеясь что-то отыскать. Глаза наткнулись на огромный растущий возле дома дуб. Он ещё только наполнялся жизненными соками, но уже был величественным.
Набежал порыв ветра, уложил свежую траву, погнал сор вдоль тротуара и вдруг угас, исчез, и трава, казалось, с тихим шуршание поднялась обратно. Анне подумалось, что это само время прошелестело над ней одним этим порывом.
Анна осторожно толкнула калитку, вошла. Хоть весна была и ранней, но уже чувствовалась какая-то запущенность двора. Что-то знакомое мелькнуло в сознании, захотелось протянуть руку и сорвать … она почувствовала даже вкус, рот наполнился слюной, вкус вишни. И да, прямо за калиткой, за небольшой оградой к ней спускала ветви низкорослая вишня.
На порог вышла хозяйка. Она была одета в темный сарафан и светлую блузку, на ногах низко обрезанные старые валенки, в руке клюка …
