– Да не хочу я твою судьбу прожить, мам!
– А что ж плохого в моей судьбе-то?
Галина вспоминала. Тогда, когда еще только собралась уезжать она из Якимихи – большого, в общем-то, перспективного села, ничего не ответила матери.
Чего ей объяснять! Разве поймет?
Да и как объяснить, что жила в ее голове всегда такая вот дурь – она уже давно представляла себя бегущей по набережной с белыми колоннами навстречу распахнувшему объятья прекрасному широкоплечему мужчине. Или видела себя с бокалом вина на морской набережной, за столиком с ним же. А за их спинами – море и чайки.
Уж третий год она жила в городе. Теперь вот и набережная похожая была рядом, и на море она уж ездила с Иркой. Вот только прекрасного широкоплечего никак не находилось.
И где его искать-то? Это оттуда, из села казалось, что в городе замуж выйти легко. Удалось же Ленке Артюхиной. Вон какого себе отхватила – военный, офицер. Живёт теперь, как барыня.
А она чем хуже?
Она любовалась собой, проходя по экранным улицам-витринам. Казалось, это и не она совсем, а кинодевушка, снисходительно и загадочно улыбающаяся своему отражению. И, чудилось, что все у этой девушки хорошо – и мохеровая шапочка, и короткое пальто и расклешенные кремпленовые брюки. И даже сумочка с бахромой придавала её шагам некую игривость и лёгкость.
Галка любовалась собой и немного завидовала – как же эта девушка хороша!
И сегодня она так увлеклась созерцанием, что чуть не прошла свою остановку, а потом увидела автобус и бросилась к нему бегом, ввинтилась в его людскую начинку.
Опаздывать было нельзя – Клава-мегера блюла их дисциплину. Не хотелось в самом начале смены портить себе настроение.
Галя работала на механическом заводе, в цехе укупорки и упаковки. И хоть с утра работа ещё была не самая насыщенная, но быть надо было вовремя.
В школе Галка училась – так себе. И сейчас считала, что ей повезло. Работа не пыльная, зарплата – больше чем у телятниц со стажем в их селе, да и общежитие.
Общежитие у них было небольшое. В обычным старом доме соединили квартиры, и получилось, что удобства на этаже. Красный уголок с телевизором и кухня с плитой, холодильником и парой столов – вот и все общежитие. В комнате их трое. Тесновато, но пойдет…
Галка поначалу тосковала по просторной своей избе, где жили они вдвоем с матерью, но обвыклась. Любка – одна из девчонок их комнаты пропадала в вечерней школе, а Ирка крутила любовь с Витькой и, похоже, уже собиралась за него замуж.
Галина не завидовала. Да, если б захотела, она б этого Витька в два счета у Ирки увела. Но разве это жених?
Работал он у них в цехе. Да ещё и комсоргом был. Относились они к нему все несерьезно, особенно девчонки. Прятались порой. Потому что нудный. Оттого, что чувствовал он такое отношение, был Витька всегда обижен и раздражен.
– Дерюгина, ты почему вчера на собрание не пришла?
– Так ведь, дела, Витенька!
– Слушай, Дерюгина, я на тебя удивляюсь, ты ж сама вписалась в оформительскую группу, и в рейды, а теперь … Ищи тебя с собаками! Что ты за человек!
– Так обыкновенный человек. Я любви хочу, Витенька, вот ты свою нашел, а я в поиске. Некогда мне по собраниям ходить, свидание у меня было. Постой-ка, я вот тебе грязь сотру со лба. Чего ты вечно чумазый-то ходишь?
Разве это жених? Да и живёт он где-то за городом, мотается сюда на электричке. А опять в село Галка не собиралась.
Сейчас она сравнивала этого Иркиного горе-жениха со своим ухажером, вспоминая вчерашнее свидание.
Гену с другом встретили они с Нинкой, выходя из кинотеатра. Его друг был явно «подшофе» болтал без умолку, заигрывал с Нинкой. А Гена молчал и, казалось, рассматривал Галину с высоты своего двухметрового роста.
Договорились встретиться и на завтра. И завязалось. Гуляли уже парами. Нинка хвасталась.
– До чего ж заводной он, – сыпала она рассказами, – Мы в кафе когда сидели, так анекдоты из него – прям фонтанами. К нам аж с других столиков подсаживаться начали. Целая компания собралась. Ржали, как кони…
Галка слушала и понимала, что сделала правильный выбор. Ее Гена – другой. Молчаливый и немного загадочный. Только Галка и болтала при встречах без умолку.
К тому же, Гена – местный. Живёт с мамой в просторной квартире. Правда, Галку туда не приглашал, но она была уверена – все впереди. А пока …
Они ходили в кино, сидели в ресторане два раза. Ну и, конечно, стояли в подъездах, миловались в парках на скамейках, и у Галины замирало сердце, проваливалось куда-то и пересыхали губы.
Ей казалось, что все ей завидуют, выпало и на ее долю счастье.
Он читал стихи. Стихи были грустными. И однажды Галка выдала в его компании, когда поехали они за город, чтоб немного всех развеселить, что грустят – только дураки.
Гена обиделся:
– Вот ты деревенщина. Хоть не выставляй это, раз уж так. Дура ты, Галка, дурой и останешься.
Они поссорились. Сообщение о беременности ничего не изменило. Скорее, наоборот.
Она пыталась всё исправить. Передавала через Нину записки. Надеялась.
А последнюю встречу вспоминала со стыдом. Пришла она на призывной пункт, когда отправляли его в армию.
А он с ленцой спросил:
– Зачем ты тут?
Она ночь не спала, переживала, ждала, что помирятся, представляла, как обнимет он её, как попросит ждать. И вдруг – «Зачем ты тут?»
И губы задрожали. Несмотря на всю присущую ей смелость и лёгкость, Галина зарыдала. Да ещё и в голос. Мать Гены, которую видела Галя впервые, досадливо и раздражённо подняла бровь.
Все отошли от неё, а она так и стояла, утирая слезы. Никогда она ещё вот так не позорилась.
И казалось теперь Галине, что эти отношения длились всего мгновение, а не год. Помнилось теперь лишь одно: обшарпанные стены больничной палаты, жёсткий взгляд врачихи, отвратительная боль, как будто из тебя вытягивают все внутренности, и стыд, когда сдавала справку на работе табельщице.
Эта женщина, их табельщица, восхищала её всегда, как только увидела она ее первый раз в цехе. Она размеренно двигалась, и Галка удивлялась фигуре и плавной её походке.
Ей уже к пятидесяти, а она всегда хороша собой. Миловидная, с аккуратным шиньоном на затылке, стройная, в добротных платьях или костюмах. Вроде табельщица какая-то, а как королева.
Галина не помнила, как её зовут, но табельщица помнила почти всех.
– Чего ты, Дерюгина?
– Вот справка, меня не было…
И табельщица тогда ни полслова никому не сказала, что за справка, да откуда. Только сама вздохнула и головой покачала так, что Галине и вспоминать не хотелось.
От этих плохих дум и воспоминаний сейчас у Галины даже болела голова. Не любила она про свою жизнь сегодняшнюю уж сильно задумываться.
Сейчас не повезло, так ведь потом – может и повезет. Уже отплясала она на свадьбе Иришки и Витька, уже Любаша переехала в другое общежитие – общежитие техникума, а Галина все продолжала жить в своей комнате общаги.
Теперь она тут была старшей, подселили к ней совсем юных девчонок, жизни невидевших. Уже за то, что они сменили старых, да ещё за то, что юны, Галина их не долюбливала, шпыняла по хозяйству. А они не долюбливали её.
На какое-то время Галка ушла с головой в шмотье. Она носилась по магазинам, выстаивала очереди, менялась покупками и брала вещи у спекулянтов.
Казалось, она сама себе хочет доказать, что не все в её жизни потеряно.
– Галь, а я учиться пошла, в школу вечернюю, – Ирка была беременна, правда об этом знали лишь некоторые, в том числе и Галина.
– Куда ты, с пузом-то?
– Витька заставил. Сказал – сейчас начнешь, а потом лето, родишь, а осенью – опять в школу. Мама его поможет с ребёнком.
– Вот глупые! Зачем? Уж замужем, уж устроена. Чего теперь?
– Ну так, на замужестве жизнь ведь не кончается.
И Галина задумалась. А чего бы ей не пойти в эту школу вечернюю? Тем более, что никакого желания сидеть с этими «пионерками» в комнате общежития у неё не было. Да и осень, долго не нагуляешь…
Полдня на работе, упаковывая изделия, думала об этом.
А в десятиминутках смотрела на заводской двор. Он был серого унылого цвета. Дождик все лил и лил с небес. Через двор к главному корпусу бежали ребята, прикрыв головы куртками от мелкого холодного, как иголки колющего дождя. Они бежали и смеялись. Так худо одетые, но, казалось, счастливые.
В обед Галина сама подсела к Витьку.
– Вить, как в школу вечернюю записаться?
– Ого! Не узнаю тебя, Дерюгина! Никак сознательность проснулась? Или…
– Не или, не или. Считай, сознательность.
– Так ведь начался уж учебный-то процесс. Чего думала долго? Всем же предлагали.
– А вот такая я, нерешительная…
– Ты то? Да поди ж ты…
– Ну, на нет и суда нет, – она взяла поднос, отсаживалась за другой стол, – Жуй-жуй, будь толстеньким.
– Да погоди ты! Приходи завтра прямо туда к шести со свидетельством школьным. Найди там Игоря Палыча.
– Я подумаю, – сказала Галина и все же отсела от Витька.
Вечерняя школа была совсем недалеко от их завода. Но Галина все ещё не решила – стоит ли. Сидит там одна шантрапа. И она явится в своей новой шляпке и болгарских сапогах, отхваченных по большому блату. Надо ей это или нет?
Вот жила она четко, ясно и отчетисто – все по полочкам, как по лесенке шла. А вот случилось …, как будто смешал кто-то все ступени, выдернул с них.
Галина на следующий день за заводской проходной постояла в нерешительности на перекрестке. Посмотрела, как лихорадочно движутся автомобили.
Куда идти? В общежитие или в школу? Махнуть бы рукой на эту школу, да вообще на все махнуть и удрать в другую судьбу, в лучшую.
И вспомнились сейчас слова матери: «А что ж плохого в моей судьбе-то?». И показались они совсем другими теперь.
Ее автобус ушёл и она направилась к школе.
Учеба Галину не увлекла. Ходила она туда с пропусками. Но ходила. В официальных бумагах значилось, что Галина Дерюгина пошла учиться вследствии отличной работы школьной комиссии их цеха. А ей просто казалось, что она отвлекает себя от худых мыслей.
Оказалась она способной, в общем-то, как говорили ей тамошние учителя.
– Ты ж способная, умная девушка, Галина! Если б не пропуски твои…, – вещала математичка Раиса зимой.
Но Галине нужен был интерес. И он нашелся. Именно там повстречала она Алексея. Действительно, сидели в их классе одни птушники, и Алексей был единственным, на кого можно было обратить внимание. Правда, он был моложе года на полтора. Ну, разве это причина …
Был он статен, умён и смотрел на всех немного свысока.
– Ты по комсомольской линии что ли тут? – спросила его Галина.
– Не. По материнской. Мать настояла.
Вскоре они уже встречались. Конечно, по тем ресторанам, где бывали они с Геной, Леша ее не водил, но теперь Галке и не нужно было это.
И ещё важно было, чтоб отношения были серьезные. Хочешь чего – женись сначала. Она – девушка принципа. До свадьбы – ни-ни. Философствовала по этому поводу она часто. Чтоб усвоил.
Полюбила ли она его? Да так – нравился, в общем-то. Замечала, что девки на него оглядываются, и было приятно. Умел он одним своим взглядом завладеть окружающими. Такой был, интересный, в общем.
Пару раз Леха являлся на свидание с опозданием.
– Ты чего? Я уж уходить хотела? Мне мама каждый раз пишет, чтобы я к лучшей жизни стремилась, а какая ж это будет лучшая жизнь, если парень такой разгильдяй.
– Так я чуток и задержался-то. У Ваньки день рождения, отметили. Мать тоже говорит, что я несерьёзный. Говорит – хоть бы женился ты, Леша. За ум бы, может, взялся. Может жениться на тебе, Галь?
– Так женись, коль не шутишь…
Но все это было пока по-ходу. Но Галина уже ждала настоящего предложения.
Она расцвела. Чувство прелести предстоящей жизни вернулось к ней. И было значительней, чем прежде. И наступившая весна способствовала этому ощущению.
Жил Леша совсем недалеко, в районе завода. И однажды, когда провожал он её из школы, завернули за тетрадкой они в его двор. Галина собиралась забрать тетрадь, переписать то, что пропустила.
Она хотела дождаться его во дворе. Но когда завернули они во двор, он вдруг произнес.
– О, а вот и мать. Сейчас и познакомлю.
Возле подъезда сидели женщины. Галина набрала воздух в грудь. Вдруг стало страшновато, всё-таки знакомство с потенциальной свекровью…
– Здрасьте, – поздоровался Алексей с соседками, – Мам, это Галя, ну, я говорил тебе.
На неё большими глазами смотрела … их табельщица. Та самая приятная женщина, миловидная, с аккуратным шиньоном на затылке, только одета она сейчас была по-домашнему. Та самая, которая оформляла ей злосчастную справку.
Галина молчала, как воды в рот набрала. Молчала и мать.
– Ох, Лешка, красивую какую девушку отхватил, – вставила соседка.
Мать пригласила в квартиру. Ну, это понятно. Это из приличия. При соседках же не начнешь открывать сыну глаза. Это уж точно на неё было не похоже.
Галина поднималась на ватных ногах и думала – зачем она туда идёт? Ведь это все. Видно не судьба ей найти нормального парня здесь.
Хотелось убежать, уехать, улететь на крыльях от стыда, но она шла.
Мать Алексея звали Мария Алексеевна. Она направилась на кухню накрывать чай, а Лешка показывал ей свое жилье и какие-то безделушки. Квартира уютная, все со вкусом.
– Лёш, я вспомнила, мне срочно в общагу надо. Ленка просила пораньше, платье ей подогнуть помочь. Прости…
Она соскочила с дивана и направилась в прихожую.
– До свидания, Мария Алексеевна, я спешу…
– А чай?
Но Галка уже открыла дверь и засеменила вниз. Леша бежал следом.
– Ты чего? Тебе мать что ли моя не понравилась?
– Очень понравилась, Лешенька, очень.
Соседки проводили их взглядом.
– А тетрадь, ты ж тетрадь так и не взяла.
– Завтра перепишу. Ты не провожай, спешу я, правда, очень.
И как только завернули они за угол дома, она побежала бегом, прижимая сумку к груди и на ходу вытирая разбегающиеся по вискам от ветра слёзы.
Ну и ладно! Ну и пусть! Подумаешь, надо очень…
А потом всю ночь проревела от досады так, что даже девчонки ей воду подносили, испугались.
Это ж надо – так попасть! Ясно, что при ней мать не начала рассказывать сыну подноготную его избранницы, но, оставшись с ним наедине, уж точно – глаза откроет. А она пела соловьём, что до свадьбы – никогда, что у нее – такие принципы.
Завтра уже Алексей и не посмотрит в ее сторону. Завтра она уже не пойдет в вечернюю школу. Все, хватит, отучилась!
Да и надо возвращаться в село! Не получилось у неё здесь, и уже не получится.
